Колин рассказал ему все — а Яков, слушая его, смеялся от счастья, потом принимался плакать, утирал слезы и снова смеялся. Она спаслась… спаслась в самый последний момент, когда ее жизнь висела на волоске, и сотворил это чудо старший брат Колина, Роберт Макгрегор. Она часто говорила о короле, и не с гневом или обидой, но с любовью и восхищением. С восхищением! О Боже, чем он заслужил такое счастье? Сестры в монастыре были неизменно добры к ней, но, добавил Колин — и от этих его слов король едва не разрыдался, — в глазах его дочери была странная пустота, до того пугающая, что при виде ее сердце разрывались от жалости.
— Куда твой брат отвез ее? — не вытерпел король, заметив на лице этого мальчика странное выражение — как будто он передумал и решил о чем-то умолчать.
— Ну, мы ведь сначала не знали, кто она такая. Но мой брат догадывался, что, кто бы ни желал ее смерти, он может быть тут, возле вас, ваше величество. Он хотел уберечь ее. Мы все хотели.
— Где она, сынок?
— Роберт отвез ее домой.
Именно туда они сейчас и направлялись. В самую отдаленную часть Ская, скрытую туманами от людских глаз. В местечко под названием Кэмлохлин — Колин взял с короля слово, что тот забудет о его существовании в тот же час, когда покинет его. Колин уверял, что добраться туда живым можно только в том случае, если он сам будет сопровождать короля и его людей. Даже если Якову удастся отыскать Кэмлохлин своими силами, это ничего ему не даст — Макгрегоры не ожидают его появления. А поскольку король собирался ехать не под королевским штандартом, ему угрожала двойная опасность. Враги Якова, перехватив небольшой отряд короля, могли воспользоваться удобным случаем, чтобы разделаться с ним, а воинственные Макгрегоры, не разобрав, кто вторгся на их территорию, могли сделать то же самое. Признав правоту Колина, Яков согласился взять его с собой. Они покинули Англию под покровом ночи. Яков не сказал никому, даже жене, куда направляется — на тот случай, если кто-нибудь станет ее расспрашивать. По просьбе Колина он не рассказал об этом даже капитану Гранту. Вдруг вспомнив об этом, король повернулся к своему молодому спутнику.
— Должен признаться, капитан Грант меня разочаровал. Почему он не рассказал мне о Давине?
— Ради того, чтобы служить вам, ваше величество, капитан Грант пожертвовал всем, что он любил, — ответил Колин, бросив хмурый взгляд на такое же хмурое небо. — Даже разбил сердце моей сестры… Видит Бог, этого я ему никогда не прощу.
Король невольно улыбнулся. Серьезность этого юнца позабавила его.
— Мой брат упросил его ничего не рассказывать вам, пока он не убедится, что в вашем окружении нет предателей. Если поползут слухи, что ваша дочь жива и путешествует с Макгрегорами, они найдут ее — рано или поздно. Это только вопрос времени, ваше величество.
— Но ты-то мне рассказал.
Колин только молча кивнул. Якову стало ясно, что мальчика до сих пор грызут сомнения, правильно ли он поступил. Может, он опасается гнева отца? Или дело в чем-то другом? Но в чем?
— Твой брат не пожалел трудов, чтобы спасти мою дочь, — как бы между прочим бросил Яков, окинув взглядом окрестности. — Поскольку вначале он понятия не имел, кто она такая, значит, он сделал это не ради меня, верно? Об остальном догадаться нетрудно… — Король окинул Колина проницательным взглядом, но юноша упорно молчал. — Скажи, он полюбил ее?
— Мы все полюбили ее, ваше величество, — уклончиво пробормотал Колин, отводя глаза в сторону.
— Ясно.
Сердце Якова упало. Ему вдруг стало так же тяжело, как и в те дни, когда он считал Давину погибшей. Теперь он понял, почему Колин взял с него клятву не причинять вреда его семье. Этот Роберт Макгрегор не остался к ней равнодушен! Наверняка чертов шотландец влюбился в нее! Яков вполголоса выругался. Все его предшественники не понаслышке знали, как трудно отнять у горца то, что он уже привык считать своим.
Боже милостивый… почему он не догадался взять побольше людей?!
Несмотря на то что при виде Давины глаза Каллума Макгрегора становились грустными, она была рада, что лэрд наконец вернулся домой. Роб ненадолго получил передышку — теперь ему уже не нужно было вникать во все самому. Благодаря этому у нее появилась возможность научить его радоваться жизни. Да и она теперь уже не думала постоянно, что будет, когда отец явится за ней.
К несчастью, ее муж ничему не хотел учиться.
Роб умел плавать, однако неизменно отказывался, когда она звала его поплескаться в воде. Когда она, смеясь, брызгала на него ледяной водой, он не фыркал, не отряхивался — даже не улыбался. Когда один из обожаемых Мэгги поросят ухитрился удрать из загона, Роб только молча смотрел, как они с Финном и юным Хэмишем с визгом гоняются за ним по двору. Его лицо осталось невозмутимым, даже когда они, запыхавшись, с хохотом повалились на землю. После долгих уговоров ей удалось вытащить его потанцевать на дне рождения Алистера Макдоннела, но после того как он отдавил ей ногу и Давина едва не рухнула на Тристана, Роб объявил, что для остальных танцующих будет безопаснее, если он будет наблюдать за танцами из-за стола. Роб попытался было научить Давину играть в шахматы, но, заметив, как она украдкой зевает, сдался.
Пару раз Давина пыталась наблюдать за тем, как развлекается Роб, но потом бросила — от страха она закрывала глаза и в итоге пропускала практически все. Конечно, ей и до этого приходилось видеть, как мужчины упражняются на мечах, но ни одному из солдат, несших службу в аббатстве Святого Христофора, никогда не удавалось нанести удар с такой силой, чтобы было слышно, как содрогается под ногами земля. Роб дрался с неистовым упорством, не давая пощады никому, включая Уилла. Для человека столь мощного телосложения он двигался с поразительной ловкостью и проворством. Его огромный клей-мор со свистом рассекал воздух, безжалостно разя соперников одного за другим. Казалось, им движет одно желание — убивать. Только в одном человеке он встретил достойного противника — это был его отец. В первый раз Давина увидела, как Роб запыхался. Дальше она была не в силах смотреть — воспользовавшись тем, что Финн на какое-то время забыл о ней, она сбежала и отправилась собирать цветы.